Я иду на запах огня, свет воды и тепло земли
Вечер, червонным золотом отливающий закат, сквозь который глядит тень грядущих сумерек...
Сумерки снова приходят раньше, укутывая город серо-сиреневым газом, когда я возвращаюсь в работы они уже поджидают меня на троллейбусной остановке неподалеку от дома, чтобы принять, уставшую, в свои объятья и проводить до подъезда мимо ругающихся автолюбителей, выпивающих волчат-подростков, мимо молодых мам, еще выгуливающих в колясочках своих отпрысков; мимо вьюна, почти задушившего молодую рябинку, мимо старой, но так и не принесшей плодов усталой яблони, мимо чистеньких зарешеченных окошек первого этажа...
Сумерки останутся за окнами, а я включу в прихожей свет, стряхну с плеч пальто, повешу на крючок тренькнувший бисерной бахромой шарф, "спущусь с небес на землю" - с десятисантиметровых каблуков в уютные серые тапки.
Крысу - на плечо, чайник - на конфорку, обогреватель - включить, обязательно звякнуть "поющим ветром", соорудить в углу дивана гнездо из подушек и пледа, припомнить, куда я дела второй том Высоцкого - где-то час назад возникло острейшее желание перечитать "Дельфинов и психов".
Найти чай в черной банке, и творить волшебство, смешивая сухие, нарезанные листочки, пар, воду и керамику. Плеснуть в чашку "Седого Кавказа". Положить ложечку меда. Отрезать крысу сыра - должен же и он получить моральную компенсацию за этот день.
И, приглушив свет, все же впустить в дом сумерки - пусть их шепот скрашивает мою вечернюю уединенность...
Сумерки снова приходят раньше, укутывая город серо-сиреневым газом, когда я возвращаюсь в работы они уже поджидают меня на троллейбусной остановке неподалеку от дома, чтобы принять, уставшую, в свои объятья и проводить до подъезда мимо ругающихся автолюбителей, выпивающих волчат-подростков, мимо молодых мам, еще выгуливающих в колясочках своих отпрысков; мимо вьюна, почти задушившего молодую рябинку, мимо старой, но так и не принесшей плодов усталой яблони, мимо чистеньких зарешеченных окошек первого этажа...
Сумерки останутся за окнами, а я включу в прихожей свет, стряхну с плеч пальто, повешу на крючок тренькнувший бисерной бахромой шарф, "спущусь с небес на землю" - с десятисантиметровых каблуков в уютные серые тапки.
Крысу - на плечо, чайник - на конфорку, обогреватель - включить, обязательно звякнуть "поющим ветром", соорудить в углу дивана гнездо из подушек и пледа, припомнить, куда я дела второй том Высоцкого - где-то час назад возникло острейшее желание перечитать "Дельфинов и психов".
Найти чай в черной банке, и творить волшебство, смешивая сухие, нарезанные листочки, пар, воду и керамику. Плеснуть в чашку "Седого Кавказа". Положить ложечку меда. Отрезать крысу сыра - должен же и он получить моральную компенсацию за этот день.
И, приглушив свет, все же впустить в дом сумерки - пусть их шепот скрашивает мою вечернюю уединенность...