День начался среди холода апрельского утра, в оранжевом свете восходящего солнца, в цепких лапках сна, хватающих за плечи и волосы, тянущих обратно, в уютную тьму, к манящим образам Морфеуса. А дельше шаги совершались сами собой, и запел тихонечко чайник на плите, согрелась и запахла лилиями ванна... а солнце карабкалось все выше, теряя с каждым мгновеньем свою красно-оранжевую ярость, становясь все бледнее, и даря городу рассеянный, разбавленно-желтый цвет, который не скрасил даже уныло-белесых оттенков небес.

Ловила взгляды паутиной растрепанных с ночи волос, улыбки ловила как экзотических бабочек за крылья, брала из воздуха разлетевшиеся по комнате слова... Странное утро.

А до этого были выходные, богатые не столько на события, сколько на эмоции. Было сумасшедшее небо вечером пятницы, которое делала московские здания непередаваемо светлыми и чистыми, так что у меня постоянно было ощущение, что меня везут по игрушечному городу.

Свет залетал потом через утопленное в стене окошко, играл пылинками, доносил до меня легкий аромат духов Ангела с Перебитыми Крыльями, и выхватывал из алой толщи глинтвейна желто-оранжевые сполохи цедры.

В субботу был голос. Голос, летевший ко мне через всю Москву, с приятными тихими нюансами и интонациями - море удовольствия, штук пять сигарет, холод из распахнутого окна и залетающие в комнату снежинки - залетающие только затем, чтобы прервать эту фазу своего существования и снова стать капельками воды.

Еще в субботу я подставляла душу под когти слов Желтоглазой Музы и слушала песни, которые не стирает из памяти даже время.

А воскресенье выдалось блаженно-умиротворенным, солнце с упорством и яростью пыталось согреть город, но северный ветер сдувал лучи с улиц и стен домов и носил на крыльях призрак зимнего холода. Я грелась в теплом янтаре глаз и велюре голоса, меня угревала гремучая смесь, именуемая Лонг Айленд Айс Ти и зеленые фонари Старого Места.