А на юго-западе было хорошо. Тишина висела над домом, и через ее кокон меня не достигали шум и зловоние Ленинского. Маленький домик, чуть-чуть усовершенствованная хрущобка. Комплекс этих домиков строился для сотрудников РАН и их семей. Этажом ниже жила пара индийцев, Раджан и Тари, студенты Лумумбы - чудная эмоциональная пара.
Последний этаж. Деревья перед окном - пара кленов, несколько лип, березы, ель. Чистенькая однушка с раритетной, тяжелой дубовой мебелью. Разваленный диван, застеленный моим покрывалом, вычурный буфет, который я приспособила под книги, шкаф, несколько стульев, истертый ковер на полу; кухня с такой же как в моем доме старой газовой плитой и такой же типовой мебелью...
Если подойти к окну, то за растущими возле самого дома деревьями был небольшой искусственный прудик, а дальше начинался Тропаревский парк. В дальнем углу обзора маячил вечный ЦДТ, но в туман его не было видно.
Меня лечила тишина и свежий воздух, лечило одиночество, утренний кофе, втиснутый в рамки ярко-желтой керамики.
За окнами жили белки. Точнее, они жили в Тропаревке, но по утрам приходили за вечной продовольственной данью поближе к людям, и я могла наблюдать танец трех или четырех зверюг по деревьям.
Еще там ухали совы и на березу перед окном прилетал сокол - то ли перед охотой, то ли уже на послеобеденную сиесту.
Дни были сонными, иногда жаркими, иногда холодными, порой - дождливыми, и я в первый раз оценила прелесть возможности открывать настежь окна зимой, чтобы впустить в дом живой, промороженный воздух улиц. Я повесила за окном кормушку, вырезанную из молочного пакета, и вскоре мое окно стало местом постоянного паломничества снегирей и синиц.
Внутри дней были книги и паззлы, музыка, кофе и примитивные домашние дела.
А осталась... Любовь к этим домиками и к этому месту, в которое я, похоже, никогда уже не смогу вернуться. Потому что вскорости их должны сломать.