Я иду на запах огня, свет воды и тепло земли
А вчера был уютный паб на Пятницкой, барная стойка, увешанная разнообразными купюрами, - от фунтовой бумажки прошлого века до диснеевского доллара; скользящий между потолком и полом сизый табачный дым, музыка, щедро рассыпающая свои ноты на головы посетителей.
Сначала одинокий вечер, в созерцании бутылочных рядов, ответах на телефонные звонки, в наблюдении за окружающими. Потом - напротив темного при том освещении взгляда, высыпая на столик между нами конфетти смеха и искорки слов, смешивая их, раскладывая, как мозаику, создавая рисунки, орнаменты и узоры.
За вечером увивался вкус Гиннесса, вечер скользил через полумрак "Молли", пропитываясь звуками голосов, сметая рукавами струйки дыма, клочки пивной пены и крошки, разглядывая традиционное оформление местечка, в которое его занесло.
Быть неподалеку от этих глаз - на редкость легко и уютно, это редкость, но между взглядами и словами рождаются миры и сумасшедшие идеи, будущие рисунки и фразы, рождаются с непринужденной легкостью, будто так всегда и было...
Когда вечер истончился и стал ночью, когда мы перестали отбирать друг у друга чек, уже определившись, кто чем обязан этому чудному заведению, когда я в очередной раз получила подтверждение тому, что я почти всегда знаю, какой стороной упадет монетка и какая палочка короткая, а какая длинная, когда последняя сигарета погибла в огромной пепельнице - мы вышли под затянутое тучами темное небо, в яркое безумие светящихся окон, вывесок, фар и фонарей, оборачиваясь на ходу в прохладу ночного воздуха.
Человек, который вез меня домой был воистину сумасшедшим водителем... с резкой и не слишком приятной манерой вождения. Он несся через темный, но еще не пустой город на ста десяти - ста двадцати, вследствие чего дорога с Пятницкой на Хабаровскую заняла ровно двадцать минут - так быстро я еще оттуда не добиралась...
Сначала одинокий вечер, в созерцании бутылочных рядов, ответах на телефонные звонки, в наблюдении за окружающими. Потом - напротив темного при том освещении взгляда, высыпая на столик между нами конфетти смеха и искорки слов, смешивая их, раскладывая, как мозаику, создавая рисунки, орнаменты и узоры.
За вечером увивался вкус Гиннесса, вечер скользил через полумрак "Молли", пропитываясь звуками голосов, сметая рукавами струйки дыма, клочки пивной пены и крошки, разглядывая традиционное оформление местечка, в которое его занесло.
Быть неподалеку от этих глаз - на редкость легко и уютно, это редкость, но между взглядами и словами рождаются миры и сумасшедшие идеи, будущие рисунки и фразы, рождаются с непринужденной легкостью, будто так всегда и было...
Когда вечер истончился и стал ночью, когда мы перестали отбирать друг у друга чек, уже определившись, кто чем обязан этому чудному заведению, когда я в очередной раз получила подтверждение тому, что я почти всегда знаю, какой стороной упадет монетка и какая палочка короткая, а какая длинная, когда последняя сигарета погибла в огромной пепельнице - мы вышли под затянутое тучами темное небо, в яркое безумие светящихся окон, вывесок, фар и фонарей, оборачиваясь на ходу в прохладу ночного воздуха.
Человек, который вез меня домой был воистину сумасшедшим водителем... с резкой и не слишком приятной манерой вождения. Он несся через темный, но еще не пустой город на ста десяти - ста двадцати, вследствие чего дорога с Пятницкой на Хабаровскую заняла ровно двадцать минут - так быстро я еще оттуда не добиралась...